Михаил Решетников

СТАЛКЕР

«...Ты только не ходи туда!...»
«... Оттого, что я перестал туда ходить, что изменилось?»

Зона

Сколько раз смотрел, и всегда ощущение какой-то незавершенности, недосказанности, впрочем, как и во всех других фильмах А.Т. Всего несколько персонажей, и ни один из них – не главный. Главная – Зона. Нечто всеобъемлющее, загадочное и пугающее, поражающее и притягивающее своей обезличенностью, и одновременно имеющее свой особый язык, постоянно напоминающий: прямых путей нет. И Она не просто напоминает – она мстит за любое нарушение Ее порядка и правил хаоса. Казалось бы, никакой логики, но она есть – в ее отсутствии. Это завораживает и подчиняет, вовлекая в круговорот неких непредсказуемых и неслучайных случайностей. И только затем понимаешь: Ее неодушевленность кажущаяся. Она живет: в трепещущем листе, монотонном журчании ручья, вдруг появляющегося и бегущего невесть откуда и куда; оглушающем всплеске падающей капли, в принятии тех, кто следует Ее законам, и неотвратимости наказания для тех, кто их не признает.

Все как в жизни. Мы все время куда-то забрасываем наши идеи и помыслы с веревочками наших желаний – и ждем: как отзовется? А затем идем, пытаемся прорваться или проползти вслед за ними, даже не подозревая – что ждет нас там? Есть только ориентир – куда идти именно сейчас. А что будет через минуту – всегда тайна, ибо у Нее есть свои права, включая право не любить человека с его неукротимым и неисполнимым желанием - подчинить и упорядочить этот хаос. Стать высшим судьей. А Она напоминает – этого никогда не будет.

читать дальше«В Зоне стрелять нельзя. В Зоне не то что стрелять – камень иной раз бросить опасно».

Профессор и писатель

«Вы в самом деле ученый? Тогда конечно! Эксперимент, факты... Истина в последней инстанции. Только, по-моему, фактов не бывает. Их вообще не бывает, а уж здесь, в Зоне, и подавно. Здесь все кем-то выдумано, неужели вы не чувствуете? Все это чья-то идиотская выдумка! Нам всем морочат голову. Кто - непонятно. Зачем? Тоже непонятно».

Они не случайны. Могли быть мошенники, мечтающие о несметных богатствах, слепцы, жаждущие прозрения, неизлечимо больные. Но не в этом ценность бытия. Поэтому идут только двое – технократ и гуманитарий, и каждого ведут свои сомнения и свой смысл. Смысл – всегда где-то там. Там, где стирается грань между изменчивой реальностью и безмерными иллюзиями, и появляется страх. Наши страхи – это оборотная сторона наших желаний и помыслов. И не всегда благих и высоких – но мы искусно облекаем их в блестящие упаковки общественно значимых. А то, что мы говорим, и то, что мы думаем – не совпадает гораздо чаще, чем нам кажется. Поэтому слова не так уж важны. Они не так уж много значат. Нет смысла убеждать, оправдываться, просить или умолять. Получишь только то, что заслужил, прощения не будет. Чего боишься, то и случится. Даже только помысленное зло порождает его же, а закон Талиона – не только для людей, и не только за поступки. - Природа действует также, отрезвляя наши мечты о всемогуществе и бессмертии демонстрацией реальной мощи и реальной Вечности. Но мы плохие ученики, и продолжаем жить в мире иллюзий. Даже умудренный жизнью и опытом Профессор верит в чудо. В то, что время можно остановить или повернуть вспять. И что-то исправить в уже случившемся и непоправимом, скорее всего, даже не подозревая, что идет давно проторенным путем: спасение в вере.

Слегка преуспев в познании физических законов Природы, мы пытаемся замахнуться на ее социальные и исторические закономерности, переписывая и корректируя их «с учетом текущего момента», и выдавая желаемое за действительное. А что такое «текущий момент» для Вечности? И какое ей дело до желаний каких-то смертных. Тем более, что исполнение желаний далеко не всегда – благо, а мы - не повелители, а рабы наших страстей, которые умирают вместе с нами.

«Профессор отхлебывает из кружки и брюзжит:
- И вы что, беретесь ответить, зачем существует человечество?
- Не перебивайте, - бросает Писатель. - Это невежливо. Лишь затем, - продолжает он, - чтобы производить произведения искусства! Образы абсолютной истины. Это, по крайней мере, бескорыстно...
Пауза»...

Не только человек, но и Человечество – смертно. И тогда остается только Вечность. Прикосновение к которой волнует и пугает, как и все, не поддающееся объяснению. Как и встреча с самим собой и осознанием тщетности что-то изменить - в прошлом и будущем... У Природы – есть свой замысел, который мы пытаемся постичь, но вряд ли это посильная задача. Природа наделила нас органами чувств лишь для того, чтобы мы могли приспособиться к ней, но - не познать. Мы сталкиваемся только с частными проявлениями законов природы, но не с самими законами и, безусловно, не в силах их менять. Поэты уже вопрошали: «Как слово наше отзовется?». - А наши помыслы? Разве они не такая же реальность? А может быть, даже мощнее, чем «взмах крыла бабочки».

«Мир по преимуществу скучен. - Непроходимо скучен, и поэтому ни телепатии, ни привидений, ни летающих тарелок... Ничего этого быть не может... Это в средние века было интересно. Были ведьмы, привидения, гномы. В каждом доме был домовой, а в каждой церкви был Бог...».

Проводник

«Он что, говорил кому-нибудь, зачем он ходил в Зону? Просто на самом деле человек никогда не знает, чего он хочет. Существо сложное. Голова его хочет одного, спинной мозг - другого, а душа третьего... И никто не способен в этой каше разобраться. Во всяком случае, здесь речь идет о сокровенном. Вы понимаете? О сокровенном желании!»

У человека всегда есть потребность в неком месте, куда надо приходить. И затем – приводить других. Что это за место – совершенно неважно – пещера, храм или комната, где сбываются желания или есть только надежда, что они сбудутся. У каждого такого места есть свой служитель - проводник на пути к ускользающим смыслам. Его смысл – в служении Месту и еще чему-то - Высшему. Поэтому, в отличие от паломников, он ничего не просит, и ни на что не надеется. Он просто верит, что спасение в вере. Безверие пугает его, но он ничего не может объяснить ищущим что-то прагматичное и пытающимся идти напролом, и чувствует себя виноватым, даже когда говорит: «Так нельзя! Она этого не любит». Его, конечно же, не понимают, а он – все равно ведет их, напоминая порой то юродивого, то покорного слугу, но служит не им, а Ей, Зоне. Раз Она существует, значит, кто-то должен сюда приходить. Иначе что-то будет не так, как должно. А как должно? У каждого свой ответ, своя оправдательная цель и привнесенный смысл, онаученный или эмоционально предчувствуемый. И неизвестно – который лучше?

Наука уничтожает целостность мира, разбивая его на якобы понятные дискретности – химические, физические или биологические. Так ли на самом деле? Не исчезает ли при этом исходное единство всего сущего, времени, пространства, мыслей и чувств? Текучесть и взаимопроникновение наделенного духом и предположительно не обладающего им – безусловны, и именно на этом перекрестке стираются грани между явью и снами, несбыточностью надежд и необъятностью желаний, физическим и психическим, гипотезами и открытиями, фантазией и реальностью. И тогда понимаешь, что никакой фантастики нет – есть только предчувствие. И это предчувствие – материально. Иначе невозможно объяснить, как фантастический сюжет через десятилетия воплотился в реальные апокалиптические пейзажи, кое где уже заселенные сталкерами. Пока только в одном гиблом месте. А может это будущее?

«Насыпь здесь изгибается широкой дугой, и с того места, где стоят наши герои, хорошо видна голова состава, которым доставлена была сюда когда-то танковая часть. Но что-то случилось там, впереди: тепловоз и первые две платформы валяются под откосом, несколько следующих стоят на рельсах наперекосяк - танки с них сползли и валяются на боку и вверх гусеницами на насыпи и под насыпью. Несколько машин удалось, видимо, благополучно спустить под насыпь: видимо, их даже пытались вывести на дорогу, но до дороги они так и не дошли - остались стоять между дорогой и насыпью небольшими группами, пушками в разные стороны, некоторые вросшие в землю по самую башню, некоторые наглухо закупоренные, а некоторые - с настежь распахнутыми люками. - А где же... люди?.. - тихо спрашивает Писатель. - Там же люди были. - Это я тоже каждый раз здесь думаю, - понизив голос, отзывается проводник».

Итог

Претензии на власть над Природой и на свое верховенство в ней – это иллюзия. Пока не осознанная в качестве таковой. И путь к этому осознанию не близок и не прост. Он проляжет еще через множество испытаний, и приведет, как и наших героев к единственно возможному выводу: мы не вправе!

Даже не самые последние и не безуспешные однажды задумываются и пытаются дойти до чего-то... Чего-то сокровенного, где научная логика или даже художественный вымысел уже не работают. За комнатой, где исполняются желания, всегда маячит дверь, за которой расплата. Все, что в прошлом – уже непоправимо, а в будущем - страх возмездия за реальные или мнимые прегрешения, за все совершенное по неразумению и, вроде бы, в силу непреодолимых обстоятельств. И даже если все разрушено и лежит под обломками, остается некая связь с тем, что по другую сторону, что врывается в опустошенный мир дребезжащим зуммером...

- Это два-двадцать три-сорок четыре двенадцать? Как работает телефон?
- Представления не имею, - говорит Профессор.
- Благодарю вас, проверка. Слышатся короткие гудки...

Триумф и трагедия идут рядом. Совсем недавно один из разработчиков водородной бомбы признался: перед первым испытанием они опасались – не сдетонирует ли атмосфера Земли? Но ведь так хотелось испытать! Профессор хочет оградить мир от маньяков, которые, возможно, захотят его уничтожить. А как нам определить – кто они и где они? А если Природа захочет уничтожить свое творенье, возомнившее себя верхом совершенства? Нет ли заблуждения в том, что Она неодушевленна? А если присмотреться повнимательнее? - Она пристрастна и мстительна. Око за око, зуб за зуб. За каждое око некогда голубых озер, за каждый взорванный утес, за каждую перерезанную артерию рек и каждую закатанную в асфальт травинку.

Это не фильм и не философия. Это Послание. Горькое и напоминающее, что возмездие неотвратимо.

...«Люди были молоды, вы понимаете? А сейчас каждый четвертый – старец. Скучно, мой ангел. Ой как скучно!»...

...«Блестит битое стекло, валяется мятый электрический чайник, кукла с оторванными ногами, тряпье, россыпи ржавых консервных банок»...

Санкт-Петербург,
13.06.2007