Мы все больные и умеем читать только те книги, в которых описывается наша болезнь
***когда слово мерзнет в сотнях ночных десниц, устаешь пересчитывать стаи бродячих птиц, и, неубранная, несбывшаяся, несжатая вовремя, обрастаешь тугим панцирем, от ступней до глазниц.
не больно. шипами словес, иглами глаз - в пух и в прах, мои визави - Абраксас, Хнум и Птах. тире М.Ц. межует бустрофедоновы росстани. а вечером от коньяка онемевают губы - и ну все на*.
ты штрихуешь стрелы крест накрест, будь проклят мираж. вышка, степень, оклад рублей в триста, коттеджей дренаж. а потом, Томлинсонова пляска со звездами? двадцать два, две двойки тузов-асов удваивают пилотаж.
онтология стула, плач по майору пугачеву - удел единиц. как сказал один мальчик, "однажды все мы будем не те". лет внутри - будто сорок, и все в одиночестве проспаны. а, это все сублимация, а может, тебе мужа и дете...
а если охолониться, если расслабить корсет, то боль тарантеллой ударит - пиф-паф, и дублет. улыбка скрывает пять точек, боль, слово "нет!". без волшбы русалочке не станцевать менуэт.
тенета анализа, фырканье, очага свет. каждый кандид выращивает свой бересклет. и "жизнь есть сон" - грустно, но груще смиренье. и пряное одиночество - сто лет, дон, сто лет.