Мне иногда до боли, до одури страшно спать одной - ноги начинают дрожать сами по себе, помимо воли, а я обнимаю подушку и засыпаю - так легче. Обнимая кого-то во сне, я чувствую, что я не одна, - и вслушиваясь в биение сердца за ребрами, ощущая, как мерно опускается и поднимается грудная клетка, я думаю, что так спят первобытные охотники. Рядом есть тепло, оно под моей рукой, оно здесь - поэтому так приятно водить рукой по чужой груди во сне, проводить по рельефу ребер и гладить живот. Когда двое людей засыпают в одной кровати, когда стережешь дыхание Другого и меряешь его ночной тьмой собственного бодрствования - в этом есть какая-то вселенская правда. У спящего нет ничего, кроме него самого, он тождественен сам себе больше, чем в пробуждении. Он здесь, он перед тобой, а ты глядишь на его профиль на подушке, устремленный к звездам, думаешь об Иммануиле Канте в нем, и думаешь о том, что он сейчас у тебя - на всё время, что ты смотришь на него. А потом долго-долго спишь, не отпуская Другого, потому что пробуждение сопряжено с размыканием объятий, разрушением единства во сне, и утратой. А утром нужно будет одеваться, покрывать теплое живое тело покровом из хлопка или льна - и уходить на морозную улицу, или провожать Другого до двери и шептать ему на ухо: "Возвращайся".