***

Побывав за полтора дня в гостях поочередно у панка, запинавшего наших сударей-готников, у графа, наводящего марафет в художественных альбомах, у принцессы, перебирающей нежными и тонкими пальцами страницы в записной книжке, пронесясь с консультации на киносеанс, как ни парадоксально, уже мало задумываешься о быстротечности времени; оно перестает существовать, как будто выливается в прорехи на пестрой ткани жизни, плетомой из событий.



И вновь приходится выбирать, читать ли Дюркгейма с Гофманом ("Которым? Сказочником?" - полусонно переспросил я в трубку, пытаясь свести воедино социологию как дисциплину и Гофмана как автора, мысля все со своего литведческого шестка), закутываться ли в одно с половиной одеяло и одну тигриную шкурку и досыпать кошачьи сны, терзать ли донеистерзанную полупоэму, в которую хочется вставить Еленду-королевну, двух её полумужей и рыцаря Креншлина, распушать ли дальше хвост и завуалированно заниматься самовосхвалением.



А потом приходит на ум самая голубоглазая из всех голубоглазых женщина замечательной красоты и обаяния, моя настоящая Мать-Богиня, которая, завидев меня в коридоре стирающим со щек следы соленой жидкости, которая слишком часто течет из глаз в последнее время, обняла и сказала: "Солнышко, все будет хорошо", отчего глаза снова оказались на мокром месте; затем подарила оберег и заверила, что боги будут со мной. И что всё будет.



Верно заметила пророчица. И были встречи с любимыми друзьями, и разговор с Мамой, и предложение о второй работе, и много непрочитанных книг.



Да. Все будет, мысленно проговаривал я. Верю. И любый, ладый, и светлое-рассветное, и тихое-приветное. Всё будет.