Ходила сегодня лечить ухи. Сижу на скамеечке в приемном покое. Слева доносятся истошные вопли, потому что кому-то там вправляют челюсть, справа из радио поет Патриция Каас. Спереди две сестры везут каталку, на которой упокоен голый мужик с окровавленной головой. Сзади охранник смачно хрумкает "Александрой и Софьей". Я скучаю и хожу. По Зощенко, ходить скучно, но ходить надо, потому что никто не знает, где здесь очередь.
Захожу в кабинет.
- Что у вас, менингит? - лениво говорит бабушка фельдшер.
Я припоминаю, что Уайльд умер от менингита. И что мне совсем-совсем не хочется повторить этот отрезок его пути.
- Ага, наверное, - говорю я.
Бабушка поворачивается к юноше практиканту и говорит:
- Посмотри вот девушку. Справишься?
Практикант меня немножко старше. Вроде бы. Я сажусь на стул и отдаю себя на милость господню.
- А день рождения у вас когда? - спрашивает бабушка.
Практикант тем временем, ковыряясь в моем ухе, активно обнаруживает в себе хентайщика, в частности, редкостное желание лишать девушек ушей.
- Айййй!!! - говорю я.
- Потерпите, - мурлычет практикант, - это совсем не больно, я скоро кончу.
- Аййй!! - хнычу я. - Неправда, это больно.
У практиканта из-за отсутствия практики и таланта ничего не получается, и он решает позвать на помощь тётеньку.
- Анна Ивановна, я ничего не могу сделать, слишком узкий проход, - жалуется практикант.
"Извращенец", - мрачно думаю я.
Приходит добрая тётенька. Начинается вторая часть.
- Подержите-ка голову, - советует добрая тетенька. - И дайте мне шприц. С иголкой. - говорит добрая тётенька.
В моей голове одновременно проносится ужасающая история про мою бабушку, которой в сельской поликлинике проткнули шприцом барабанную перепонку, картины пыток из Берсерка, картины казней из "Трудно быть богом" и почему-то картины Брейгеля.
- В мединституте меня бы за это убили, - задумчиво говорит тётенька, и я, от ужаса стуча зубами и с трудом сдерживаясь, чтобы не заорать, "чувствую холодное железо на своей коже". Пока я трясусь от страха, тётенька методично совершает какие-то невообразимые манипуляции внутри, потом говорит:
- Ну, вроде бы я прочистила. Ничего страшного, пробка.
- Так сколько вам лет? - влезает бабушка фельдшер.
- А проход узкий! - подытоживает практикант.
Я от ужаса забываю, сколько мне лет, и не нахожу, что бы язвительного сказать практиканту.
Комиссия по ушной дефлорации переглядывается, пока я дезориентированно иду до двери. У двери понимаю, что ухи каким-то чудом не отпали.
- А мне с ухом что-нибудь делать? - спрашиваю я.
- Борный спирт. Внутрь. - цинично говорит тётенька.
"Ну хоть не зеленку" - облегченно думаю я и иду за спиртом.