Чаю мы решили испить под портретом, чтобы дух главы семейства порадовался, взирая на своего счастливого потомка, встречающего новый год в родных пенатах.
- Я похож? - вопросил праправнук статского советника и повернулся в профиль. Потом в другой профиль.
Я удостоверил Петра в том, что после трех бутылок шампанского ему будет можно глядеться в портрет как в зеркало.
Пётр назвал меня светочем разума и вручил мне дивную свечу. Я глумливо посмотрел на Петра, бо голова заболела настолько, насколько она могла заболеть после трех бокалов шампанского. Пётр истолковал мой болезненный взгляд как благодарность и предложил пойти пускать салюты. Воспоминание о них стало лучшим и ярким за весь новогодний вечер, когда в стеклах уличных фонарей вспыхивали мириады разноцветных огней, а уши закладывало от разноголосых воплей разной степени выразительности, что, впрочем, не избавило меня от головной боли, а лишь усилило её.
Абадон успокаивающе подлил мне в чай кеторола.
Через полчаса я ощутил себя курильщиком опиума в злачных местах Парижа и радостно исполнял арию Гренгуара, бо кеторол - сильнейший спазмолитик, напрочь блокирующий все болевые ощущения, что сопровождается дивным чувством расслабленности всех членов тела. Я осознал, что значит подсесть с первой дозы, когда боролся с ощущением спросить, сколько это стоит. Через пару минут начался разговор о психотерапии, антропогенезе и китайской интервенции, сопровождаемый, как обычно, активным распушанием хвостов со стороны наиболее эрудированных и задаванием вопросов со стороны несоглашающихся инакомыслящих, пока не придумавших, как обосновать свое несогласие.
В шесть часов утра меня раздирали противоречивые желания пнуть Петра, чтобы поделился одеялом, которое радушный хозяин целиком утянул на себя, и пойти на кухню выкрасть ещё кеторолу. От холода меня спасли коты в количестве двух, возлегшие на мне с тракторным мурлыканьем. В обнимку с котами я и встретил рассвет нового года, года, предвестником которого были холода, изгоняемые мурлычущими ангорцами и трансовые состояние, вызванное то ли лицезрением сталинских фигурных потолков, то ли странной несовместимостью головной боли с радужными всполохами за окном, и все эти обрывки чувств вместе, сплетенные в ленточку под названием Тепло.