Орландо

[Astreldis]

Ещё в бытность свою мужчиной Орландо любил задавать гулкие пиры, где он сидел во главе стола, под горшком с геранью, полоща волосами бархатный камзол цвета крепкого бургундского, который виделся перебравшим лордам и леди флюидами марева, которое испускала ревнующая герань, чтобы окутать его, скрыть тело от чужого взора.



Сам же Орландо был боязливо-непоследователен в вопросе, зачем он созывал людей, а сам межевал звуки их разговоров от кубка в правой руке, где переливались багряные отблески свечного пламени. Сначала он задумчиво считал, кто из гостей сколько серебряных ложек положит за голенище высоких сапог, и как, встряхивая ли волосами в смущении, проигнорирует взгляд, или с нахально-несерьезной улыбкой открестится от акта похищения. Фамильные серебряные ложки, дематериализующиеся со стола, чтобы оказаться потом в кармане лорда Блумсбери, вызывали у него в душе смутное чувство стыда. В то время, как левая рука Орландо барабанила пальцами по cтолу, правая всё сильнее обхватывала стеклянный стебель бокала, сжимала так сильно, что он, казалось, начинал прихотливо изгибаться, как настоящий, под его пальцами.

Лорд всё чаще оборачивался к нему, казалось, целенаправленно тисня свой полуседой профиль на фоне занятых беседой оживлённых полунагих парочек в вечерних туалетах. «Бархат и виноград»,- думал Орландо, минуя взглядом лорда и вперивая взор в суетящиеся парочки. «Много роскоши, света и зноя, заполоняющего тьму и холод. Их тела растекаются по всему залу, они снуют туда-сюда, как грызуны, копошатся внутри своего тоннеля с ответвлениями и потайными ходами, в стремлении как можно удачнее и полнее вписать себя в пространство». Потом Орландо переводил взгляд на монолитный средневековый абрис, состоящий сплошь из резких линий, может быть, кроме линии подбородка, закругляющейся вначале несмело, но потом уверенно перерастающей в морщинистую, волнистую от свисающих складок кожи линию шеи. Линия его губ была великолепно очерчена, лорд позировал, как статуя Дженнаро, желающая обрести жизнь через преклонение и воскуривание фимиамов.

«Через воскуривание фимиамов…» - кропал Орландо в блокноте, стараясь выведением закорючек поставить стенку равнодушия от пронизывающего взгляда лорда Блумсбери и качая бокал на сложенной лодочкой ладони.

Вчера он долго стоял у зеркала, всматриваясь в его прозрачную глубину и задаваясь вопросом, является ли он сам зеркалом, и что дОлжно произойти, если два зеркала подойдут друг к другу и постараются отразить колебания света на поверхности друг друга и капельки воды, расщепленные на кораблики-призмы, в каждой из которых плавают мириады цветков герани. Лорд внушал в него мысль, что нет, что в нём, в его каменнолитости и упрочённости существует момент истины, единой и непоколебимой.

Орландо ценил взаимные разглядывания, хотя никогда не был заядлым физиономистом, но попытка взрезать своим затупленным скальпелем корку человеческой породистой/беспородной внешности, чтобы потом впиться в вожделенную мякоть духа, припасть к его сочному плоду всегда вызывала нём трепет. Щекотание чужим взглядом синопсов мозга, так, чтобы волосы вставали на голове, проникновение духом через посредство взгляда в другой дух, секс душ, амфитеатр изнасилования взглядом!

«Перо рисует себя в пространстве движением», - думал Орландо.

Перо, которым он писал, напоминало ему громадный лист, летом бывший зелёным, осенью желто-красным, а зимой, вместо того, чтобы рассыпаться в прах, застывший и побелевший, и Орландо сжимал его в пальцах, как тонкую пластинку льда, и оно истаивало фразами.

Он уже который день не покидал замок, бродя по залам и коридорам, телесно ограниченный помещениями, в которых пребывал, как птенец в скорлупе, не желающий вылупляться и самостоятельно обрекший себя на теснейшую тюрьму из всех тюрем. Слуги, наделённые вниманием и предупредительностью в меру их отсутствия, скорее бы стали стирать с их господина пыль, как со старинных фарфоровых и терракотовых статуэток, привёзённых его дедом из Азии, нежели попросили бы его передвинуться с ковра на паркет.



Неожиданно он понял. Это была не упроченность, а упороченность.