и отрицание запекшейся крови

на безутешном лике из морщин,

и привкус смерти в сизой мгле заката

рисует друг мой, ветреный художник боли.

смешав синь улиц, льда аквамарин,

неторопливо кистью из агата



на мятом и исшорканном листе

поверх дождя, оплакавшего память,

он пишет всепрощенье и страданье

и вековечность жертвы на кресте.

прохожие качают головами

и мимо движутся вереницей в изгнанье.

заплакало над ними небо, и уплыли

обрывки грез с палитры в тьмы обитель,

но он безмолвно, не творя уж вязи,

продолжил водить кистью по небыли,

хотя не знал, нужен ль был спаситель

идущим по осенней топкой грязи.